Схуяли

касания стали чем-то другим,
пальцами по телу узоры рисуя
мансовал в воскресенье утром
по безлюдной аллее в центре.

и внутри меня песни поются
а внутри неё юность дышит.
жаль, что криков чужих 
не услышит никто.
без ответа.

адресаты-вассаби с курсивом,
оставались на кончиках пальцев
не допишутся строки сами,
и умрут скоро в танце красивом.

недалёкие люди в подземке,
мне до них дотянуться руками,
оголтелыми маршами пьяными
проливаются в скорые рейсы.
это проза о кротком мгновении,
это то ли стихи, то ли песни,
жаль что петь эти строки некому
и сирен голоса затихли.

полумёртвые люди в вагонах,
то не знают о ночи сегодня,
в этих нежных движеньях руками
били скопы позывов тобой.
не уснуть, как обычно, в полночь,
через воздух сырыми глотками
задыхаясь, завёрнутым в ткани
и живя лишь её волосами.

я б навеки пошёл за тобой,
хоть в свои, хоть в чужие дали,
я тебе пишу про любовь
а такой потом "да схуяли".
нету жизни искать в смысле
или думать о будущем тёмном
или глупыми теми стихами
разрываться на шаре земном.
как обычно, без криков и шумов
я внутри воздвигаю культ
замороженной колой в банке
меня вечером ждёт инсульт.
я в нуле остаюсь, как обычно,
я теряюсь в заезженных песнях
я внутри себя, может быть взвесил,
но тебе это не интересно.  

я остался на ночь перед снами
но они лишь стояли поодаль
только с улиц мурчали кошки
и по венам олово с солью.
я опять умираю никем 
только руки твои ощущаю.
я, наверно, не выйду из пепла
растворюсь я по волнам вещаний.

полумёртвые люди в вагонах,
те не знают о ночи сегодня,
в этих нежных движеньях руками
били скопы позывов тобой.
не уснуть, как обычно, в полночь,
через воздух сырыми глотками
задыхаясь, завёрнутым в ткани
и живя лишь её волосами.

я б навеки пошёл за тобой,
хоть в твои, хоть в чужие дали,
я тебе пишу про любовь
и такой потом "да схуяли".