Гастон Ла Круа, март. Гаити 63

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
Мой дом - он нравится мне.

День приходит, проходит - и снова день.
И вставать на рассвете.
Я работаю мойщиком в белом кафе,
Всем завидовать, дети!
Я встречаю их редко - но иногда
Они все же заходят,
И хозяин говорит им: "Мои господа!"
И за столик проводит.

Я смотрю на них через дырку в стене
Между мойкой и залом.
Северина ругается, что чаевых
С этой сволочи мало.
А я мою посуду - и страшно рад,
Что не без работы.
Эти белые глупы, зато у них
Умные самолеты.

Я смотрю на них издалека,
Они застыли и дремлют.
Я не буду к ним подходить
И будить их не буду.
Я просто сыплю мукой по бетонному полу
Веве аэролиний.
Увези меня, друг-самолет.
Увези отсюда!

Мой дом - он грязен и зол,
В отбросах и лишаях.
Мне все говорят, что я сумасшедший,
Но мой дом - такой же, как я.

Поздним вечером, выскоблив кухню и зал,
Я плетусь восвояси,
Чтоб поспать до рассвета четыре часа
На потертом матрасе.
Надо мною тарелкой повисла луна,
Угрожая разбиться.
Мама ждет, не ложится, а впрочем, она
Никогда не ложится.

Все, что за день соткали ткачи-пауки,
Разлетается в клочья.
Я, наверное, правда слегка не в себе,
Если шастаю ночью.
Миновать перекресток - и дальше идти,
Звезды пялятся с неба.
Старый нигер на корточках курит у стен.
Добрый час, Папа Легба!

Он кивает - и я по дороге иду,
Где-то плещутся воды.
Пахнет жареным кофе и чем-то еще,
Дорогим и забытым.
Увези меня, друг-самолет,
Увези на свободу!
Я сегодня почти неживой.
Здравствуй, Мама Бригитта.

Сумасшедший отец Анри -
Он служит чокнутому Богу.
Сумасшедшая мать моя -
Она не видит лоа.
Сумасшедший мойщик тарелок
Идет к своему сумасшедшему дому.
Увези меня, друг-самолет,
От всего плохого.

Мой дом - он нравится мне.
Мой дом - он нравится мне.
Он купается в океанской волне,
И тонет в вечной войне.
Он тонет, тонет, тонет, тонет...