Моя вселенная

Простым карандашом на белом листе бумаги
Рисую самого себя смешным и странным.
В глазах не меркнущий огонь, блеск отваги,
Немного грусти и ещё капельку желания
Всё изменить. Ну что же, на меня похоже.
Вот лишь добавлю колючей бороды на рожу,
Колечко в ухо, ветровку, джинсы, кеды,
А также кепку и рядом подпишу - Гек.
В одной руке он держит микрофон крепко,
В другой - тетрадь, где рифмы начинают оживать.
Я нарисую, как слова уходят длинной лентой
Под купол неба, небесным существам надоедать.
Светило ясное лучами пробивает тучи,
Я затушую им бока и заточу получше
Короткий грифель, продолжив изливать бумаге
Больную душу, рисуя силуэт воздушный.
Детали чёткие, взгляд приятный, нежный,
Моя любимая ребёнка на руках держит.
Ладошки мелкие он тянет ко мне навстречу.
Я написал: "Я буду вас любить вечно".

Бумага всё стерпит: и боль, и радость,
Предательство и измену.
Но я хочу, чтоб на ней осталось
Только добро, добро моей вселенной.

Простым карандашом на изрисованном листе бумаги
Рисую бога, он держит на плечах планету.
На ней скелеты поднимают боевые флаги,
Земля пылает, я взял и зачеркнул всё это,
Изобразив закат на Средиземном море,
Прыжок дельфина, который со стихией спорит,
Пустынный пляж, мальчишку, песочный замок.
И подписал: "Мы строим этот мир сами".
Пустые лица вывожу среди безликих зданий,
В руках условные гроши, в глазах блестят слёзы.
А на железной крыше голубей гоняет
Седой старик, философ неземной прозы.
Рисую сердце, потемневшее от острой боли,
Ножом предательским разрезанное на две части.
Но я от имени любви скорей достал ластик
И молча стёр ужасное людское горе.

Бумага всё стерпит: и боль, и радость,
Предательство и измену.
Но я хочу, чтоб на ней осталось
Только добро, добро моей вселенной.

Простым карандашом изображаю на листе бумаги
Своих друзей, улыбками их украшаю.
Собрал всех вместе за столом, нарисовал бокалы
И подписал: "За тех ребят, которых нет с нами".
И тут сломался карандаш, по ходу, враг не дремлет,
По ходу, ждёт, что откажусь я от своих стремлений,
Что разорву или сожгу своей руки творения,
Но я не в силах удержать потоки вдохновения.
Оскал собачий на взъерошенной лохматой морде
Намалевал, добавив этой твари крылья.
Потом подумал: "А зачем? И так боятся, свиньи".
И крылья стёр, оставив только злость псине.
Хотел ещё порисовать, но тут жена спросила:
"Ты будешь кушать?" и я вдруг ощутил, как будто
Слона бы съел. Я встал и пошёл на кухню
Скорее есть, пока всё не остыло.

Бумага всё стерпит: и боль, и радость,
Предательство и измену.
Но я хочу, чтоб на ней осталось
Только добро, добро моей вселенной.