А она говорит

а она говорит: "иди уж тогда один, или с кем угодно - но всё-таки ты иди, а таких, как я, говорит - в общем, пруд пруди, миллион на рупь."
он смеется: "я пригрелся к твоей груди, хоть целуй меня, хоть в ад за собой веди, а уйти решишь - так всё же предупреди, я тогда умру."

а она говорит: "куда тебе - умирать? ведь тебе играть и публику собирать, ты аккордом бей и диски свои пирать, а меня - пусти."
он вздыхает: "ну, вот как тебе объяснять - ведь с тобой проститься - то же, что кожу снять, как в ладони стрекозу закрутить и смять, как дитя растить"

а она говорит: "куда мне теперь к тебе? ты герой, - говорит, а я выскочка и плебей, вот играй, говорит теперь на свой трубе - открывай свой счет".
он рыдает и поет, как ночной прибой: "ну вот, хочешь, - говорит, - разобью гобой, мне плевать, - говорит - вот я ведь уже с тобой, так чего ж еще?

я ведь с музыкой, - говорит, всё веду войну, я кричу в ее горячую пелену, мол, прими, говорю, впусти, мол еще одну, по знакомству, так.
а она говорит: "мы вместе, а я нигде, я сушу слова на старой словороде, я копаюсь в их горячей гнилой руде, но опять не в такт.

я ведь вечно пораженщина - говорит, я живу - да вот внутри у меня горит - у меня ведь дистония, нефрит, гастрит - ну, куда до вас.
он хохочет: "да, в обиду тебя не дашь, но когда ты, дорогая, меня продашь, то купи бумаги нотной и карандаш, я впишу тебя в этот вальс.

я впишу тебя в свой солнечный разнобой, тонким контуром, щекой на ветру рябой, в этот свет, далекий страшный и голубой, в эту даль и боль
чтоб когда захочешь - быть тебе не одной, чтобы быть тебе и нотами и струной, у тебя выходные, а у меня входной, но ведь я с тобой.

я шепчу ей, что кончается тишина, что смешна вина, что чаша полна вина, что заря бледна, что ночь впереди темна. что закат - в дугу..
я шепчу ей, что пою ее и кляну. что я ради нее, что хочешь, переверну. что боюсь ее, никому ее не верну. и она тихонько рождается между губ.