С деревьев листья облетают, Прямо в Сену и в Лоауну и в Горону, и везде,

С деревьев листья облетают, Прямо в Сену и в Лоауну и в Горону, и везде, куда хотите, 
Пришла осенняя пора - Pater Noster. 
В поход крестовый все поперлись, 
Фон Бароны - голодранцы, без штанов зато в кольчугах. 
И понавешали крестов и на спины, и на плечи, и на жопы и везде куда попало.
За мною мой сеньор приходит. 
Абсолютный, совершенный аденоид, стало быть драться - не умеет, и не может и не хочет. 
Сказал, мол с ними ты пойдешь. Прямо завтра, на рассвете, ровно в полдень, как проснешься. 
Маманя в обморок упала, прям с балкона, вниз башкою на кобылу, та взбесилась. 
Сестра винище пролила, слуге на морду, тот доволен.
Друзья, маманю подсадите, на балкончик, как и было, вверх башкою, без кобылы! 
Слугу положьте в погреб спать, пусть проспится алкоголик. 
А я молоденький парнишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, 
В святую землю подался, прямо с места, с сеновала, без штанов зато с крестами. 
За мною вслед бежит невеста, рожа кисла словно тесто, 
А вслед за нею мчится тесть и теща - рожа злее, жопа толще. 
Отсюда мораль: никуда от тещи не убежишь,. 
Сижу я в крепости высокой, метров восемь, может больше, я не мерил, стрелы свищут.
И к нам является магистр, морда ломом, звать Гиёмом. 
"Здорово, братцы крестоностцы, Alma Matter, Pater Noster, вашу танки, всем спасибо! 
Сейчас в атаку побегим, левым флангом, правым флангом, в общем, кучей. 
ЭЭЭ хрен тебе -беги один!"
И вот, бегу я по бархану, по песку, на четвереньках, быстро-быстро, ведь убьют же. 
За мной несется сарацин, семь на восемь, восемь на семь, ну и рожа, шире жопы, прямо вдвое, может больше я не мерил. 
И удираю я в оазис, пусть мираж, зато не видно. 
А этот пусть бежит один, по пустыне по песочку, к тамплиерам, пусть зарубят.
Летят по небо асосины, обкурилися все гашишим, глючат гады что летаю 
Хотят засыпать нас замлей прям по плечи или по шею или вовсе по макушку
А я молоденький парнишка лет семнадцать, двадцать, тридцать, может больше я не помню
Лежу с отрубленной ногой, для маскировки, челюсть рядом, жрать охота. 
Подходит мой оруженосец, звать Аксельом, иль Адельмом, иль Бертрамом, ой не помню,
"Давайте Вас перевяжу!" Грязной тряпкой, кось-на-сикось, сикось-на-кось, где же тут мои портянки, что в углу вчера стояли? 
И в санитарную телегу, дышло гнуто, спицы биты, без колес и лошадь сдохла, 
С собою рядом положу, для интересу, я не против, тока сзади носом к стенке, между трупов шоб не дуло. 
И вот, прошло годов немало, лет семнадцать, двадцать, тридцать, а, сорок восемь, 
Госпитальером я служу, не тужу. 
Рощу целебные я травки, от запору и поносу, и другой различной хвори. 
Оруженосца сторожу, от соседа - извращенца, тамплиера, садомита, совратит и не заметит. 
На юг вороны полетели, до Прованса, может дальше, я не знаю, не сказали. 
Пришла осенняя пора, усе на Зиланд.