Вместе из чувства мести к окружающей нас среде и это еще не предел.

Вначале, я стоял на причале в печали,
И хотел, чтоб паром побыстрее отчалил.
А потом умолял его не спешить,
И попробовать белыми нитками сшить
 
Нас с ней опять воедино.
Кричал, как несвой ей: Иди на
Встречу ко мне, прошу!
Я читал в одной из брошур,

Что мы с тобой будем вместе.
Вместе из чувства мести
К окружающей нас среде.
И что это ещё не предел,

Ведь пока не уплыл он – нас двое!
Ещё чувствую это родство я,
От которого бьёт нас током!
Я люблю тебя, Маша, настолько,

Что помню ещё твои губы,
Без которых уже не смогу быть
Преждним самим собою.
Забрала б ты меня с собою,

Поставила бы условия,
Заткнулся б на полуслове я,
И врятли б уже считал
Что крут потому, что об этом читал

На своей социальной странице…
Мне давно нужно было уже отстраниться
От того, что мешает мне,
Быть умнее подводных камней, чтобы плыть к ней…

За собой я не видел той Маши,
Что мне обеими ручками машет.
А теперь вспоминаю с восторгом
Всё, что прежде казалось торгом

В котором я не уступил.
Ступил,
И теперь жалею.
Жалею, и тяжелею

Не прибавляя в весе.
Я не до конца тогда взвесил
Цену принятого ею решения.
И из всех моих корешей не я

Себе лучший корешь –
А Она! И тут не поспоришь.
Да и как это можно в споре
Диалогу найти подспорий?!

Я мало чего сделал ради неё.
До меня она словно цвела, а со мною почти гниёт
Я думал, она не даст мне того, что уже даёт.
С ней было намного лучше, нежели до неё.

Дай мне йод, я залью до краёв эту рану.
Вот и конец тирану
Кухонного масштаба!
Эта съёмная двушка была нашим штабом,

В котором мы строили планы.
Мне нужно было быть более плавным,
Стать для неё самым главным человеком на этом свете,
Солнцем, что не сжигает, а благодатно светит…

Так зачем я крутил этот вертел
Тратя себя на ветер?
И ведь только Она ответит
Так, как никто б не ответил…

Вначале… я командовал ей как начальник…
От чего стало всё вдруг ещё печальней.
Так как сам теперь в тупике
И иду в пике

Вместо того чтоб парить.
Значит нужно в себе порыть,
И извлечь наружу всё что обнаружу.
Я ничего уже не нарушу

В этом самотёке.
Я стёрся на той самой тёрке,
На которой её чуть не стёр.
Её слёзы тушили костёр

В котором мы оба пылали.
Я не понимаю кем стал, а она не помнит, была ли
Всё это время сама собою…
Потому, что я всё всегда знал сразу за нас обоих…

И какого цвета будут обои в зале;
А тут тебе, Маша, не то сказали;
А этих вообще не слушай –
Есть только я – один, самый луший!

Случайно заблудщий в тот клуб
И зажавший в его углу
Тебя на долгие шесть лет, а
Не счастье ли это?

Я был с ней, но не рядом.
Пролетая над нею огромным снарядом
С большой разрушительной силой,
Я просил, что б она ничего не просила,

И, если сможет, то всё простила, и продолжала прощать.
Сначала я не уделял внимания, а потом перестал его обращать.
Малыш, не мешай – я ж пишу!
Маш, не сейчас, прошу – я спешу!

А вечером я устал.
Вот и пойми теперь кем ты стал
А кем пытался стать для неё.
Ты ж только себя и видел в глубине глаз её…

Сначала: я сказал, а она промолчала,
Улыбнулась, и всё помчалось,
Увлекая за собою
Нас обоих

В череду грандиозных событий –
Мне никогда уже не забыть их.
И всё, что уже нами пройдено
Я зову духовной родиной!

Мы и расстались,
Чтобы понять кем стали.
Я один. Она одна.
А дна

У одиночества нет –
От чего тяжелее вдвойне,
Когда стольких зверей своих выпустил,
Скольких уже и не выпасти.

А на вытаптонном поле боли –
Тем более.
Ломился в открытые двери я
Своего дома доверия…

И если первая моя часть
Уже не зает с чего б начать
Выбираться из этой лужи,
То вторая суёт её глубже.

И гложет, что столько не сделано,
Для того, чтобы как хотела она,
Не прерывалась связь.
А я