А 03 Не травушка не ковылушка

Не травушка, не ковылушка въ полѣ шаталася,
Какъ шатался-волочился удалъ добрый молодецъ,
Въ одной тоненькой въ полотняной во рубашечкѣ,
Что во той-то было во кармазинной черкесочкѣ.
У черкесочки рукавчики назадъ закинуты,
И камчатны ея полочки назадъ застегнуты,
Бусурманскою онѣ кровію позабрызганы.
Онъ идетъ , удалъ добрый молодецъ, самъ шатается ,
Горючею онъ слезою обливается,
Онъ тугимъ-то своимъ лукомъ опирается;
Позолотушка съ туга лука долой летитъ.
Какъ никто-то съ добрымъ молодцемъ не встрѣчается.
Лишь встрѣчалась съ добрымъ молодцемъ родная матушка.
«Ахъ ты, чадо мое, чадушко, чадо милое мое!
Ты зачѣмъ такъ, мое чадушко, напиваешься,
До сырой-то ты до земли все приклоняешься
И за травушку за ковылушку все хватаешься?»
Какъ возговоритъ добрый молодецъ родной матушкѣ:
«Я не самъ такъ, добрый молодецъ, напиваюся, —
Напоилъ-то меня турецкій царь тремя пойлами,
Что тремя-то было пойлами, тремя розными: 
Какъ и первое-то его пойло — сабля острая;
А другое его пойло — копье мѣткое было;
Еще третіе-то пойло — пуля свинчатая!»

Далече-далеченько во чистомъ полѣ,
Не травонька, не муравонька во полѣ шатается,
Зашатался-загулялся добрый молодецъ
Въ одной тоненькой въ ольняненькой во рубашечкѣ,
Въ другой легенькой во кармазовой во черкешечкѣ;
У черкешечки знать полочки позатыканы,
Молодецкою кровью позабрызганы.
Онъ не пьянъ-то идетъ , самъ шатается ,
За ковылъ траву запинается.
Какъ увидѣла-усмотрѣла его матушка родима:
«Ты, дитя ли мое, дитятко,
Зачѣмъ пьяный напиваешься?» —
— «Государыня моя матушка,
Я не самъ собой пьянъ напиваюся, —
Напоилъ меня злодѣй басурманъ,
Злодѣй басурманъ молодой французъ,
Тремя пойлами, тремя розными:
Перво пойлице — строево ружье,
Прострѣлилъ могучія плеча;
Другое пойлице — его сабля вострая,
Разрубилъ мою буйную головушку;
Третье пойлице — его копье булатное,
Проткнулъ мнѣ ретиво сердце.
Оттого-то я, матушка, и сдѣлался пьянъ.» —
— «Ты, дитя ли мое, дитятко,
На кого ты спонадѣялся?» —
— «Спонадѣялся я, родная матушка,
На свою буйную головушку!
Что сгубилъ-то я, матушка, 
Сгубилъ я своего недруга —
Снималъ съ него буйну голову,
Втыкалъ я въ его голову свой вострый штыкъ.»