Андрею Горелову

Я убежден, стояла тухлая вода.
И зимы с летами ни разу не менялись.
Шесть лет промчались, как шальные поезда,
С тех пор, как мы с Андрюхой утречком расстались.
Как время мчалось на вальсующих конях,
И грудь росла у пионерки Иры.
Всё изменилось дома без меня,
Дезодорантом пшикают в сортиры...

К груди, к спине прилип конвой — не отдерёшь,
И дед сидел довольный, сволочь, и ехидный,
Четыре года натянули за грабёж,
Козлы, — сказал им, буду там, так не обидно.
Так не обидно, что заделал на глушняк,
Ерша пронзил и тихо испарился.
И за меня обиду снял не просто так,
А за ерша, который откозлился.

И были сны, чифир, водяра, но без баб, 
Хотя там, в общем-то, на зоне не без женщин. 
А как откинулся — припал к груди, ослаб. 
За все четыре отвалил, ничуть не меньше. 
Как сдунет ветер с полок стлевшие дела,
С преступным миром не покончите вовеки. 
Пока милиция шныряет по углам, 
А из подростков во дворах куются зэки.

Я убеждён, стояла тухлая вода.
И зимы с летами ни разу не менялись,
Но сколько утекло с тех пор воды тогда,
И сколько зим и сколько лет мы не встречались.