Вот табличка висит «Посторонним нельзя»…

Вот табличка висит "Посторонним нельзя", 
вот прохожие, будто бы тени, скользят, 
вот и я прохожу, шоколадку грызя, 
размышляя о вечных мотивах.
Вот стоит у дороги вчерашний герой, 
увлеченный забавной и сложной игрой -
 он всё ищет того, кто вздыхает порой 
под окном его темной квартиры.

Он не то чтобы юн, но еще не старик, 
он так зябко вжимается в свой воротник, 
про него уже писаны тысячи книг 
и с десяток бульварных романов. 
Он готовит еду из просроченных круп, 
иногда он слегка в обращении груб, 
он учился читать по афишам рок-групп 
и по биркам джинсовых карманов.

Я его уже знаю почти до костей, 
даже знаю, что он ненавидит гостей, 
что никто ему не согревает постель, 
и не варит пельмени на ужин. 
И еще он боится ночной темноты,
а еще он растит на окошке цветы, 
а еще только с кошкой он вроде на "ты", 
впрочем, кто ему в сущности нужен?..

Так бы жить-поживать, поспевать за канвой, 
каждый вечер решать немудреный сканворд 
и смотреть как проходит небесный конвой 
по накатанной жизненной глади. 
Но трясет его душу какой-то испуг, 
и неровен сердечный испуганный стук, 
то ли дъявол в его холодильнике стух, 
то ли ведьма за шиворот гадит.

Кто стоит у подъезда его по ночам, 
если даже вороны на ветках молчат, 
если только пожарные с воплями мчат 
разгребать раскаленные камни? 
Кто там с миром живет и не в такт, и не в лад, 
кто там ходит-не спит, сероглаз и патлат, 
кто там дышит, сопит и грызет шоколад 
и бормочет, и машет руками?..

Сгинь, нечистая сила, откуда пришла, 
и не суй свои ноздри в чужие дела, 
а то ходит тут, видишь, в чем мать родила 
и топочет ногами кривыми! 
...и чего он ругается, я не пойму, 
я ведь не хулиганю в почтенном дому, 
я чуть-чуть открываю жилую тюрьму, 
чтобы он там случайно не вымер.

И пускай он давно не встречался со мной, 
пусть он высох, как давешний дождь проливной, 
пусть он сам этой грусти банальной виной, 
пусть меня ненавидит он даже, 
я бы, может, препятствий ему не чинил, 
я б не тратил на жизнь его больше чернил, 
но уж раз я однажды его сочинил, 
то придется придумывать дальше.

В полнолуние вместо чтоб книжки читать, 
или с девушкой юной о звездах мечтать, 
мне приходится старые тексты листать 
и выуживать новые пьесы. 
И придумывать сны этой старой балде, 
и бояться, что он без меня похудел... 
чтоб врагам моим выпало столько же дел, 
сколько мне с этим скучным балбесом.

Что же делать? Такая моя се-ля-ви, 
я не буду мечтать о небесной любви, 
буду жизнь сочинять, чтоб он губы кривил, 
и кричал, чтоб я шел поздорову... 
А с утра на крылечке босые следы, 
это значит, сегодня не время беды, 
значит, где-то сейчас расцветают сады 
и рассвет умывает дорогу.